Будет ли день, час, мгновение, когда за каждым его шагом перестанут пристально следить? Когда его перестанут оценивать, осуждать, даже если он просто спускается к завтраку в Большой зал? Когда каждый его шаг, каждый взгляд, каждое сказанное слово, каждое произнесенное заклинание! перестанут отслеживать. Драко пытался не обращать на все это внимание. Правда пытался. Он пытался забыть все, что ему пришлось пережить, пытался спать по ночам, пытался делать вид, что его не заботит то, кем он стал теперь. Не заботит то, что его к этому привело. Он пытался казаться для всех тем же, что прежде, но чуть более молчаливым. Кто-то скажет, что сбили спесь, другие вымолвят - повзрослел. Его не перестанут бояться до тех пор, пока он сам не перестанет бояться себя. Его примут тогда, когда он сам себя примет. Он знал эти очевидные вещи, но еще он знал, что не готов.

Он ни к чему не был готов.

Он не был готов к тому, что в 17 получит метку с однозначным приказом.
Он не был готов убить директора школы. Он вообще не был готов убивать. И как бы странно это ни звучало - он этого и не делал. Даже в войне он был больше спасителем, чем палачом. Он оглушал "врага", накладывал заклинания, делающие других не интересными мишенями для настоящих убийц. Он помогал тем, кому не должен был помогать хотя бы тем, что закрывал глаза, когда они прятались. Он накладывал чары на кабинет с перепуганными первокурсниками, чтобы не добрались и до них.

Он был чудовищем, ему это было нужно. Нужно, чтобы понять, кем он больше никогда не хочет быть.

И теперь он никак не был готов к тому, что Гермиона Грейнджер, Золотая девочка святой тройки, всучит ему свою сломанную волшебную палочку. Попытается убедить его в том, что ему не стоит делать то, что вертится в его голове. Помыслы Малфоя были очевидны - он хотел отомстить за лучшего друга. Хотел заставить каждого, кто к этому причастен, страдать. Внутри слизеринца пылал огонь, аллеющий, разгорающийся. С каждым вдохом пламя в груди разрасталось, но губы оставались плотно сомкнуты. Он ничего не мог. НИЧЕГО не мог сделать.

Зато она смогла. Драко опустил глаза на переломанное дерево в своей руке. Он был проницателен, не был глуп. По ее взгляду, сейчас и ранее - взгляду, прикованному к Нотту - он понял, что сделала Гермиона. Ступор, шок, непонимание. Злоба. Золотая девочка защищает всех, даже своих врагов. Ему настолько в это не верилось, что она готова простить и принять вообще всех, оберегая под своим необъятным крылом, что он готов был вечно рыскать на задворках собственного разума в поиске ответа на простой вопрос - зачем это ей? Зачем она продолжает геройствовать? Потому что это в ее природе? Потому что ей не все равно? Или потому что она так и осталась мисс Всезнайкой, та-которая-везде-сует-свой-нос? Он злился не только на нее. На себя. Он злился, потому что будь он там вместо нее, он не смог бы ничего сделать. Он бы защитил своего друга, он наказ бы ублюдков, но все, что его бы ждало - монстр в черных парящих одеяниях и один смертельный поцелуй. Он так трепетно выстраивал свой карточный домик из оправдательных показаний, что одним взмахом палочку все бы перечеркнул. Перечеркнул бы свою жизнь, жизнь своего отца, жизнь своей матери. Зачеркнул бы фамилию Малфой в летописи магического мира.

Ему хотелось говорить. Ему всегда было что сказать. Он должен был с ней поговорить - такие мысли крутились в голове Драко, когда он выбрасывал обломки палочки Грейнджер в глубокую серую пропасть. Он хочет знать, что произошло. Почему произошло. Как произошло. Теодор - чертов беспечный глупец! - получит свою порцию нравоучений позднее. Сейчас куда важнее было, чтобы он выжил. Чтобы этого не повторилось. Чтобы нашлись виновные. И единственная ниточка, что связывала Драко с произошедшим, была Гермиона. Малфой торчал у Больничного крыла, погруженный в свои мысли. Час, два или больше - он научился терпению, научился быть наедине с собой, тишина была теперь его другом. Тишина означала покой, когда не взрагиваешь от каждого стука каблука по каменному полу. Когда не ждешь, что тишина нарушится. Он ждал, когда она выйдет из больничного крыла. Замок уже проснулся, но утро слишком раннее, чтобы коридоры встретили едва продравших глаза студентов. Нотт в это время точно еще пускал бы слюни на подушку, Драко усмехнулся.

Дверь тихо скрипнула, в щели показалась взлохмаченная знакомая голова. Затем тело в мятой школьной форме. Малфой вышел из тени, привлекая внимание Гермионы. Он коротко выдохнул, оценивающе осматривая ее небрежный вид. Ночевка в больничном крыле из-за Теодора. Много вопросов.
- Грейнджер, - Драко заговорил, очень непривычно было произносить ее имя. Точнее фамилию. В его голове был вполне однозначный и ясный образ этой студентки Гриффиндора, героини, спасительницы, всезнайки с длинным носом. Однако по этому исписанному установками и правилами пергаменту пошла тонкая рваная линия. Ровно в тот момент, когда жертвуя своей репутацией Гермиона защитила его лучшего друга, - Я хочу поговорить, - не "нам нужно", а "я хочу". Сейчас это были только его проблемы, его и последствий прошлой жизни Нотта и Малфоя. А хотя, почему это? - Тебе это тоже нужно, - она всучила ему свою сломанную палочку с просьбой избавиться. Не ожидала ли она, что никаких вопросов не будет? Драко посмотрел на закрытую дверь больничного крыла, затем снова перевел взгляд на Гермиону, - Но лучше это сделать по дороге в Хогсмид за твоей новой палочкой. Я понимаю, что ты... - маглорожденная, ты это хочешь сказать, - умеешь жить без использования волшебства, но в школе магии это дастся с трудом даже тебе. Я подожду у гостиной. Наверное, ты бы хотела переодеться.